Джози было невыносимо обидно, но она также знала, что частью всей этой шутки была проверка ее реакции. Если она обвинит друзей в том, что они читают ее почту, лезут в ее личную жизнь, и хлопнет дверью — она пропала. Кроме всего прочего, ей ни в коем случае нельзя показывать свои чувства. Ее положение настолько выше Питера, что такое письмо не может ей навредить, только рассмешить.
Другими словами: смейся, не плачь.
— Какой придурок, — сказала она так, словно ее это совсем не беспокоило, словно ей это казалось таким же смешным, как Мэтту и Дрю. Она смяла копию письма и бросила за диван. Ее руки дрожали.
Мэтт положил голову ей на колени, его лоб был все еще мокрым от пота.
— Так о чем же мне написать?
— О коренных американцах, — задумавшись, ответила Джози — О том, как правительство нарушило договор и отобрало у них землю.
Она подумала, что сочувствует им: они потеряли свои корни и понимали, что больше никогда не будут чувствовать здесь себя как дома.
Дрю сел верхом на скамейке.
— Как мне найти себе девчонку, чтобы написала вместо меня выпускной тест?
— Спроси Питера Хьютона, — ответил Мэтт с улыбкой. — Он специалист по этим делам.
Дрю хихикнул, а Мэтт взял руку Джози, в которой она держала карандаш, и поцеловал костяшки пальцев.
— Ты слишком хорошая для меня, — сказал он.
Шкафчики в Стерлинг Хай были расположены в два ряда — верхний и нижний. То есть, если так сложилось, что у тебя нижний шкафчик, то доставать книги, куртку или что-то еще приходится в то время, когда кто-то практически стоит у тебя на голове. Питеру попался не только нижний, но и угловой шкафчик, а это значило, что ему никогда не удавалось изогнуться так, чтобы быстро достать необходимую вещь.
У Питера было пять минут между уроками, но он первым вышел в коридор, когда прозвенел звонок. Это было частью тщательно просчитанного плана: если он выйдет как можно раньше, то окажется в коридоре вместе с основным потоком людей, и тогда вероятность напороться на кого-то из крутых ребят сводится к минимуму. Он шел, опустив голову и глядя в пол, пока не оказался возле своего шкафчика.
Опустившись на корточки, он положил туда учебник по математике и достал книгу по истории, когда рядом с ним остановились два высоких каблучка. Его взгляд скользнул вверх по узорчатым чулкам, по твидовой мини-юбке, к асимметричному свитеру и длинному водопаду светлых волос Кортни стояла, скрестив на груди руки, словно Питер уже отнял у нее слишком много времени, хотя, если уж на то пошло, это не он ее остановил.
— Встань, — сказала она. — Я не собираюсь опаздывать на урок.
Питер встал и закрыл свой шкафчик. Он не хотел, чтобы Кортни заметила, что находится внутри. Там он приклеил фотографию снятую когда они с Джози были маленькими. Ему пришлось лазать на чердак, где мама хранила старые фотоальбомы, поскольку два года назад она купила цифровой фотоаппарат и теперь все фотографии хранились на дисках. На фотографии они с Джози сидели на краю песочницы в детском саду. Рука Джози лежала у Питера на плече. Именно это ему нравилось больше всего.
— Слушай, мне меньше всего хочется стоять здесь, чтобы кто-то заметил, как я с тобой разговариваю, но Джози — моя подруга, и именно поэтому я согласилась на это. — Кортни оглянулась на коридор, проверяя, не идет ли кто. — Ты ей нравишься.
Питер только смотрел на нее.
— Я говорю, ты ее нравишься, тормоз. Она полностью охладела к Мэтту, но не хочет бросать его, пока не убедится, что у тебя к ней серьезные чувства. — Кортни бросила взгляд на Питера. — Я говорила ей, что это самоубийство в смысле репутации, но что с людьми только делает любовь.
Питер почувствовал, как кровь прилила к голове и в ушах зашумело.
— Откуда мне знать, что ты говоришь правду?
Кортни поправила волосы.
— Мне плевать, веришь ты мне или нет. Я просто передаю тебе ее слова. А дальше ты уже сам решай.
Она ушла по коридору и исчезла за утлом, как раз когда прозвенел звонок. Теперь Питер опоздает. Он терпеть не мог опаздывать, потому что, когда ты входишь в класс, все глаза прикованы к тебе, словно тысяча ворон, клюющих твою кожу.
Но теперь это не имело значения.
Самым лучшим блюдом в столовой были картофельные оладьи, пропитанные жиром. Ты буквально чувствуешь, как джинсы становятся тесными в талии, а лицо расплывается, но когда повариха протягивала огромную порцию, Джози все же не могла удержаться. Иногда она спрашивала себя, хотела бы она их так сильно, если бы они были такими же низкокалорийными, как брокколи. Были бы они такими же вкусными, если бы не были такими вредными?
Большинство подруг Джози обедали только диетической колой, а если девушка ела что-нибудь существенное, да еще с углеводами, ей автоматически ставился диагноз либо ожирение, либо булимия. Обычно Джози ограничивала себя до трех картофельных оладий, а остальные отдавала ребятам. Но сегодня она практически истекала слюной последние два урока, думая о картофельных оладьях, и не смогла удержаться, чтобы не съесть еще один. Это ведь не соленые огурчики и не мороженное, так что вряд ли это каприз беременной, правда?
Кортни перегнулась через стол и размазала пальцем жир возле тарелки с оладьями.
— Гадость, — сказала она. — Почему бензин такой дорогой» если на этой вкуснотище столько масла, что можно заправить пикап Дрю?
— Это не то масло, Эйнштейн, — ответил Дрю. — Ты действительно думала, что в мотор заливают подсолнечное масло?
Джози наклонилась, чтобы открыть рюкзак. Она взяла из дома яблоко, и оно должно было быть где-то здесь. Она шарила рукой среди листов бумаги, косметики и настолько увлеклась своими поисками, что не сразу поняла: дружелюбное подтрунивание между Кортни и Дрю — или кто там еще включился в разговор — прекратилось.