Отец перестал возиться с длинным прутом с проволочной петлей на конце. Вставив кусочек тряпки в петлю, он обмакнул ее в растворитель.
— Но порох оставляет грязь внутри ствола, — сказал он. — И как раз эту грязь нам и нужно вычистить.
Питер наблюдал, как отец вставил прут в ствол и провел вверх-вниз, словно взбивал масло. Он вставил лоскут чистой тряпочки и снова запустил его в ствол, потом еще один, и еще, пока лоскуты не перестали чернеть от грязи.
— Когда я был в твоем возрасте, мой отец тоже показал мне, как это делается. — Он выбросил тряпки в корзину для мусора. — Когда-нибудь мы с тобой пойдем на охоту.
Услышав это, Питер не мог прийти в себя от счастья. Его — сына, который не умел играть ни в футбол, ни в регби, ни даже толком плавать, — отец брал с собой на охоту? Он был в восторге от самой идеи оставить Джойи дома. Он подумал, сколько ему придется ждать этого события и как это вообще — делать что-то с папой только вдвоем?
— Так, — сказала отец. — Теперь еще раз загляни в ствол.
Питер схватил ружье обратной стороной, посмотрел в дуло, прижав ствол к лицу на уровне глаз.
— О господи, Питер! — воскликнул отец, отнимая ружье. — Не так! С другой стороны. — Он повернул оружие, так что ствол оказался направлен в противоположную от Питера сторону. — Даже если затвор здесь и это неопасно, никогда не смотри в дуло оружия. И не целься в то, что не собираешься убивать.
Питер прищурился, заглядывая в ствол с «правильной» стороны. Внутренняя поверхность ослепительно сверкала серебром. Идеально.
Отец смазал внешнюю поверхность ствола маслом.
— Теперь нажми на спусковой крючок.
Питер непонимающе посмотрел на отца. Даже он знал, что этого делать нельзя.
— Сейчас это неопасно, — повторил отец. — Это нужно сделать, чтобы собрать ружье.
Питер неуверенно положил палец на металлический полумесяц и нажал. Затвор, который держал отец, легко встал на свое место.
Питер видел, как отец надел на ружье чехол.
— Люди, которые переживают из-за оружия, просто с ним не знакомы, — сказал папа. — Когда знаешь оружие, то можешь пользоваться им без риска.
Питер видел, как отец закрыл сейф. Он понял, что хотел сказать отец. Таинственность оружия — то, что заставило его стащить ключ от сейфа из папиного ящика для нижнего белья и показать ружье Джози, — уже не была такой непроникновенной. Теперь, увидев, как ружье разбирается и собирается обратно, он понял, что по сути оружие — это подогнанные куски металла, сумма составляющих деталей.
Оружие на самом деле ничто без человека, держащего его.
Вопрос, верите ли вы в судьбу или нет, на самом деле сводит к тому, кого вы обвиняете, если что-то идет не так. Считаете ли вы виноватым себя, думаете, что, если бы постарались, это бы не произошло? Или просто списываете все на обстоятельства?
Я знаю людей, которые, узнав о чьей-то смерти, скажут: «На все воля Божья». Знаю людей, которые скажит: «Не попало», есть еще один вариант, мой любимый: «Они просто оказались не в то время не в том месте».
Но тогда можно сказать то же самое и обо мне, правда?
На шестое рождество Питеру подарили рыбку. Это была японская бойцовая рыбка, петушок с тончайшим расщепленным хвостом, похожим на шлейф кинозвезды. Питер назвал ее Росомаха. Он часами смотрел на ее переливающуюся чешую, на блестящий глаз. Но спустя несколько дней ему стало интересно, как живется тому, чей мир ограничивается аквариумом. И почему рыбка застывает каждый раз, проплывая возле усиков пластмассовых водорослей: она думает, что встретила что-то новое, и восхищается формами и красотой растения, или просто таким образом она отмечала еще один круг вокруг аквариума?
Питер начал вставать среди ночи, чтобы проверить, спит ли рыбка когда-нибудь. Но независимо от времени суток Росомаха всегда плавала. Он думал о том, что видит рыбка: увеличенный глаз, появляющийся, словно солнце, в стекле аквариума. Он слышал, как отец Рон в церкви рассказывал о том, что Бог видит все, и решил, что Росомаха воспринимает его так же.
Сидя в камере окружной тюрьмы Графтона, Питер пытался вспомнить, что случилось с его рыбкой. Он предполагал, что она умерла. И скорее всего это случилось на его глазах.
Питер не отрываясь смотрел на видеокамеру в углу под потолком, которая бесстрастно смотрела на него. Они — кто бы это ни был — следили за тем, чтобы он не лишил себя жизни прежде публичного растерзания. Поэтому в его камере не было ни койки, ни подушки, ни даже матраца. Только жесткий топчан и эта дурацкая видеокамера.
Хотя, с другой стороны, может, это и хорошо. Насколько Питер мог судить, в этом ряду одиночных камер он был один. Он Ужасно испугался, когда машина шерифа остановилась перед зданием тюрьмы. Он смотрел по телевизору все эти передачи и знал, что творится в подобных местах. Все время, пока его оформляли, Питер не раскрывал рта — не потому, что был крепким орешком, а потому, что боялся, что, раскрыв рот, расплачется и уже не сможет остановиться.
Послышалось лязганье металла по металлу, словно звон мечей а затем шаги. Питер не сдвинулся с места, он зажал кисти рук между коленями и ссутулился. Он не хотел казаться решительным не хотел вызывать жалость. Вообще-то у него неплохо получалось быть невидимым. Он оттачивал это мастерство в течение двенадцати лет. Перед его камерой остановился надзиратель.
— К тебе посетитель, — сказал он и открыл дверь.
Питер медленно встал. Он поднял глаза на камеру наблюдения и последовал за надзирателем по мрачному серому коридору. Интересно, сложно ли выбраться из этой тюрьмы? Что, если, как в компьютерных играх, он мог бы подпрыгнуть в каком-нибудь умопомрачительном ударе кун-фу, вырубить этого охранника, потом еще одного и еще одного, пока не доберется до двери и не сможет вдохнуть воздух, вкус которого уже начал забывать?