— Это все?
— Меня ждут еще шесть пациентов, — разозлился психиатр. — Извините, что разочаровал вас.
Лейси прокричала ему вслед:
— Это не меня вы разочаровали!
Она упала на колени рядом с Кэлли и сжала ее руку.
— Все хорошо. Я о тебе позабочусь.
Она послала молитву тому, кто может пробить камень, из которого сделаны сердца мужчин, а потом подняла лицо к доктору.
— Правило первое: не навреди, — тихо сказала она.
Доктор сжал переносицу двумя пальцами.
— Я сделаю ей эпидуральную анестезию, — вздохнул он, и только тогда Лейси поняла, что все это время сидела не дыша.
Меньше всего Джози хотелось идти в ресторан со своей мамой и в течение трех часов наблюдать, как метрдотель, повара и остальные посетители лижут ей задницу. В конце концов, это был день рождения Джози, поэтому она не понимала, почему не может просто заказать еду из китайского ресторана и посидеть перед телевизором. Но мама настаивала на том, что дома это не праздник, поэтому сейчас она тащилась за мамой, словно фрейлина за королевой.
И считала. «Рады вас видеть, Ваша честь» — четыре раза, «Да, Ваша честь» — три раза, «Какая честь для нас, Ваша честь» — два раза, и один раз «Для вас у нас есть лучший столик, Ваша честь». Джози когда-то читала в журнале о знаменитостях, которые получали обувь и сумочки в подарок от производителей, а еще билеты на бродвейские премьеры и бейсбольные матчи. Судя по всему, ее мама была знаменитостью Стерлинга.
— Не могу поверить, — сказала мама, — что у меня двенадцатилетняя дочь.
— А теперь моя реплика? Я должна восхититься твоей уникальностью?
Мама рассмеялась.
— Было бы неплохо.
— Через три с половиной года я смогу водить машину, — отметила Джози.
Мама уронила вилку, и та звякнула, упав на тарелку.
— Спасибо, что напомнила.
К столику подошел официант.
— Ваша честь, — сказал он, ставя перед мамой Джози блюдо с красной икрой, — с наилучшими пожеланиями от нашего шефа.
— Фу, какая гадость. Рыбьи яйца.
— Джози! — Мама натянуто улыбнулась официанту. — Передайте шеф-повару мою благодарность.
Ковыряясь в тарелке, Джози чувствовала на себе мамин взгляд.
— Что? — с вызовом спросила она.
— Просто ты ведешь себя как плохо воспитанный ребенок, вот и все.
— Почему? Потому что я не люблю, когда мне под нос суют рыбьи эмбрионы? Ты тоже их не ешь. Я, по крайней мере, веду себя честно.
— А я веду себя вежливо. Разве ты не понимаешь, что официант теперь расскажет шеф-повару, что у судьи невоспитанная дочь?
— Мне все равно.
— А мне — нет. Все твои действия отражаются на мне. А я должна защищать свою репутацию.
— Какую репутацию? Репутацию подлизы?
— Репутацию человека, которого не в чем упрекнуть ни в зале суда, ни за его пределами.
Джози склонила голову набок.
— А если я сделала что-нибудь плохое?
— Плохое? Насколько плохое?
— Ну, например, курила травку, — сказала Джози.
Мама замерла.
— Ты мне хочешь о чем-то рассказать, Джози?
— О Господи, мама. Я не курю травку. Это предположение.
— Понимаешь, ты сейчас перешла в среднюю школу и будешь общаться с ребятами, которые занимаются опасными вещами — или просто глупыми. Но я надеюсь, что ты будешь…
— …достаточно сильной, чтобы не поддаться этому влиянию, — закончила Джози ей в унисон. — Да. Я поняла. Ну а вдруг, мама? Если ты однажды придешь домой и увидишь, что я сижу на диване, глядя в одну точку. Ты меня сдашь?
— В смысле «сдам»?
— Вызовешь полицию. Отдашь им мой запас травки, — ухмыльнулась Джози.
— Нет, — ответила мама. — Я бы не заявила на тебя.
Раньше Джози думала, что, когда вырастет, будет похожа на маму — хрупкой, темноволосой, со светлыми глазами. В ее внешности была комбинация всех этих элементов, но, взрослея, она становилась похожей на совершенно другого человека, того, которого никогда не видела. На своего отца.
Ей было интересно, может ли ее отец — как и сама Джози — без труда запоминать изображения предметов и восстанавливать их в памяти, закрыв глаза. Ей было интересно, фальшивит ли ее отец, когда поет, и любит ли смотреть фильмы ужасов. Ей было интересно, были его брови ровными или изящно изогнутыми, как у мамы.
Ей было интересно, и точка.
— Если ты не сдашь меня только потому, что я твоя дочь, — сказала Джози, — тогда тебя нельзя назвать действительно честной, ведь так?
— Я бы вела себя как мать, а не как судья. — Мама перегнулась через стол и накрыла своей ладонью руку Джози. Это было странно, потому что ее мама не принадлежала к тем, кто любит физический контакт. — Джози, ты же знаешь, что всегда можешь ко мне обратиться. Если тебе нужно с кем-то поговорить, я всегда готова тебя выслушать. У тебя не будет проблем с законом, независимо от того что ты мне расскажешь — не важно, касается это тебя или кого-то из твоих друзей.
Честно говоря, у Джози друзей почти не было. Был Питер которого она знала всю жизнь. И хотя Питер больше не приходил к ней домой, а она к нему, они все время ходили вместе в школе, и он был последним человеком, который мог бы совершить что-нибудь противозаконное. Она знала, что одной из причин, по которой некоторые девочки не хотели дружить с Джози, была ее дружба с Питером, но она говорила себе, что это не имеет значения. Ей не хотелось общаться с людьми, которые интересуются только сериалами, а заработанные деньги тратят на модную одежду. Иногда они представлялись настолько ненастоящими, что казалось, если ткнуть одну из них острым карандашом, она лопнет, как воздушный шарик.