— Порядок в суде, — предупредил судья.
— Вы также говорили, господин доктор, что это состояние диссоциации Питера закончилось, когда детектив Дюшарм начал задавать ему вопросы в полицейском участке, правильно?
— Да.
— Правильно ли будет сказать, что ваш вывод основывался на факте, что только тогда Питер начал адекватно реагировать учитывая ситуацию, в которой он находился?
— Да.
— Тогда как вы объясните, почему несколькими часами раньше, когда три офицера, нацелив на Питера оружие, приказали ему бросить пистолет, он смог сделать то, о чем его просили?
Доктор Ва заколебался.
— Ну-у…
— Разве это не адекватная реакция на то, что трое полицейских достают свое оружие и целятся в тебя?
— Он бросил оружие, — сказал психиатр, — потому что даже на подсознательном уровне понимал, что в противном случае его убьют.
— Но, господин доктор, — сказала Диана, — мне казалось, вы сказали нам, что Питер хотел умереть.
Она села на место, довольная, что Джордан уже ничего не сможет сделать на перекрестном опросе свидетеля, чтобы испортить ее успех.
— Доктор Ва, — сказал он. — Вы провели много времени с Питером, верно?
— В отличие от некоторых моих коллег, — многозначительно ответил тот. — Лично я считаю, что необходимо знать лично человека, о котором будешь говорить в суде.
— Почему это так важно?
— Чтобы установить определенную связь, — сказал психиатр. — Выстроить отношения доктора и пациента.
— Принимали ли вы во внимание все, что говорил вам пациент?
— Конечно, нет. Особенно учитывая данные обстоятельства.
— На самом деле существует много способов проверить правдивость истории, рассказанной клиентом, правда?
— Конечно. В случае с Питером я разговаривал с его родителями. В школьных записях я обнаружил упоминания о буллинге, несмотря на отсутствие реакции со стороны администрации. Полицейский отчет подтвердил рассказ Питера об электронном письме, разосланном нескольким сотням учеников школы.
— Обнаружили ли вы какие-либо факты, подтверждающие то, что шестого марта Питер пребывал в состоянии диссоциации? — спросил Джордан.
— Да. Несмотря на заявление полиции, что Питер составил список жертв, пострадало очень много людей, которых не было в списке… или которых он совсем не знал.
— Почему это важно?
— Потому что это говорит о том, что, стреляя, он не целился в отдельных учеников. Он всего лишь двигался вперед.
— Спасибо, господин доктор, — сказал Джордан и кивнул Диане.
Она посмотрела на психиатра.
— Питер рассказал вам, как его унизили в школьной столовой, — сказала она. — Он упоминал о еще каких-либо местах особо?
— Игровая площадка. Школьный автобус. Туалет и раздевалка.
— Начав стрелять в Стерлинг Хай, заходил ли он в кабинет директора?
— Насколько мне известно, нет.
— А в библиотеку?
— Нет.
— А в учительскую?
Доктор Ва покачал головой.
— Нет.
— А в мастерскую?
— Не думаю.
— На самом деле из столовой Питер направился в туал том в спортзал, а оттуда в раздевалку. Он методично передв ° ся от одного места, где его обижали, к другому, ведь так?
— Похоже, что так.
— Вы сказали, что он всего лишь продвигался вперед, госп доктор, — сказала Диана. — Но разве не это называется планом?
Когда Питер в тот вечер вернулся в тюрьму, охранник, который отводил его в камеру, передал письмо.
— Ты пропустил сегодня почту, — сказал он, и Питер не нашел слов, настолько непривычной оказалась для него эта порция доброты.
Он сел на нижнюю койку, прислонившись спиной к стене и внимательно осмотрел конверт. С тех пор как Джордан устроил ему разнос за переписку с той корреспонденткой, Питер немного подозрительно относился к почте. Но, в отличие от предыдущего письма, это не было набрано на компьютере. Конверт подписан аккуратным почерком с маленькими воздушными, похожими на облака, завитушками.
Он разорвал его и достал сложенный листок. Письмо пахло апельсинами.
...Дорогой Питер
Мое имя тебе ничего не скажет, но я была номером «9». Именно эту цифру написали фломастером мне на лбу, когда выносили из школы. Ты пытался меня убить.
Яне пришла на твой суд, поэтому не старайсяотыскатъменя в зале. Я не могла дольше оставаться в этом городе, поэто у мои родители переехали месяц назад. Здесь, в Миннесоте, я пойду в школу только через неделю, а люди уже знают обо мне. Они знают меня только как жертву из Стерлинг Хай. У меня нет ни интересов, ни личности, ни прошлого, кроме тех, которые ты мне дал.
У меня средний бал был 4.0, но отметки меня больше не волнуют. Какой смысл? Раньше у меня были мечты, как у всех, но теперь я не знаю, пойду ли я в колледж, потому все еще не могу уснуть по ночам. Мне страшно, если кто-то стоит за моей спиной, если громко хлопает дверь, боюсь фейерверков. Я достаточно долго лечилась и могу сказать тебе одно: ноги моей больше не будет в Стерлинге.
Ты выстрелил мне в спину. Врачи говорят, что мне повезло, что если бы я чихнула или обернулась, чтобы посмотреть на тебя, то сейчас бы ездила в инвалидном кресле. Вместо этого, мне приходится иметь дело с любопытными взглядами, если я по забывчивости надеваю майку на бретельках — тогда видны шрамы после пули, плевральной дренажной трубки и швов. Мне все равно — раньше так же рассматривали прыщи на моем лице, а теперь всего лишь появилось другое место, которое привлекает внимание.